Тяжёлые сны - Страница 72

Глава двадцать шестая

В беспокойной голове Коноплева разживался план, который, по его расчетам, можно привести в исполнение теперь же, до утверждения задуманного общества: Савве Ивановичу хотелось устроить типографию. Работы нашлось бы, по соображениям Коноплева: мало ли в городе учреждений, которые заказывают множество фирменных бланок. Все заказы достаются типографии в губернском городе, единственной на губернию До той типографии далеко, своя же будет под боком, вот и шанс взять в руки всю типографскую работу в городе.

Об этом рассуждали, выпивая и закусывая, в одно прекрасное утро в квартире Логина он сам, Коноплев и Шестов. Денег ни у кого из них не было, но это не останавливало: Коноплев был уверен, что все можно достать и устроить в долг; Логин соглашался, — заранее был уверен, что из этого все равно ничего не выйдет, кто-нибудь помешает, наклевещет, а пока все-таки это создает призрак жизни и деятельности; Шестов верил другим на слово по молодости и совершенному незнанию того, как дела делаются. Возник спор, очень горячий, и обострился донельзя: Коноплев рассчитывал, что типография будет печатать даром его сочинения, Логин возражал, что Коноплев обязан платить. Коноплев забегал по комнате, бестолково махал длинными руками и кричал захлебывающейся скороговоркою:

— Помилуйте, если типография моя, то зачем же я буду платить? Что мне за расчет? Да плевать я хочу на типографию тогда.

— Типография не ваша собственная, а общая, — возражал Логин.

— Да польза-то мне от нее какая? — кипятился Коноплев.

— А польза та, что дешевле, чем в чужой: часть того, что вы заплатите, вернется вам в виде прибыли.

— Да никогда я вам платить не буду: бумагу, так и быть, куплю, за шрифт, сколько сотрется, заплачу, чего еще!

— А работа?

— А работники на жалованье, это из общих средств.

— Так! А вознаграждение за затраченный вашими компаньонами капитал?

— Ну, это черт знает что такое-! С вами пива не сваришь. Вы смотрите на дело с узко меркантильной точки зрения, у вас грошовая душонка!

— Савва Иванович, обращайте внимание на ваши выражения.

— Ну да, да, именно грошовая, мелкая душонка.

У вас самые буржуазные взгляды! У вас фальшивые слова: на словах одно, на деле другое!

— Одним словом, мы с вами не сойдемся, я по крайней мере.

— Я тоже, — вставил Шестов и покраснел. Коноплев посмотрел на него свирепо и презрительно.

— Эх вы, туда же! А я было считал вас порядочным человеком. Своего царя в голове нет, что ли?

— Поищите других компаньонов, — сказал Логин, — а нас от вашей ругани избавьте.

— Что, не нравится? Видно, правда глаза колет.

— Какая там правда! Вздор городите, почтеннейший.

— Вздор? Нет-с, не вздор. А если бы вы были честный и последовательный человек…

— Савва Иванович, вы становитесь невозможны… Но Коноплев продолжал кричать, неистово бегая из угла в угол:

— Да-с, вы воспользовались бы случаем применить свои идеи на практике. Если я написал, я уже сделал свое дело, а вы обязаны печатать даром, если и я участвую в типографии.

— Савва Иванович, вы не стали бы даром давать уроки?

— Это другое дело: там труд, а тут капитал. Эх вы, буржуй презренный! Теперь я понимаю ваши грязные делишки!

— Да? Какие же это делишки? — спросил Логин, делая над собою усилие быть спокойным.

— Да не ахтительные делишки, что и говорить! Верно, правду говорят, что вы самый безнравственный человек, что вы так истаскались, что вам уже надоели девки, что вы для своей забавы мальчишек заводите.

Логин побледнел, нахмурился, сурово сказал:

— Довольно!

— Постыдные, подлые дела! — продолжал кричать Коноплев.

— Молчите! — крикнул Логин, подходя к Коноплеву.

— Ну уж нет, на чужой роток не накинете платок.

— Вам не угодно ли взять свои слова назад?

— Нет-с, не угодно-с, оставьте их при себе!

— Предпочитаете вызов?

— Вызов? презрительно протянул Коноплев. — Это какой же?

— Дуэль, что ли, предпочитаете? Коноплев захохотал. Крикнул:

— Нашли дурака! У меня жена, дети, стану я всякому проходимцу лоб подставлять.

В таком случае, вы неуязвимы, — сказал Логин, отвертываясь от него, — судиться я не стану.

По принципу будто бы? Так я вам и поверил, просто из трусости.

— Уж это мое дело, а только…

— А напрасно. Я бы вас на суде разделал, в лоск положил бы. Понимаю я теперь отлично, что и общество ваше-только обольщение одно, а цель тоже какая-нибудь подлая. Черт вас знает, да вы, может быть, бунт затеваете! Прав, видно, Мотовилов, что называет вас анархистом. Только не выгорит ваше общество, не беспокойтесь, пожалуйста, мы с Мотовиловым откроем глаза кому следует.

Наконец Коноплев изнемог от своей скороговорки и приостановился. Логин воспользовался передышкою. Сказал:

— А теперь прошу вас избавить меня от вашего присутствия.

— Не беспокойтесь, уйду, и нога моя больше у вас не будет. Я вам не такая овца, как Егор Платоныч, которого вы совсем обошли.

А Егор Платоныч сгорал от неловкости. Краснея, забился в угол комнаты и глядел оттуда обиженными глазами на Коноплева. А тот кричал все громче, брызжа бешеною слюною:

Но на прощанье я вам выскажу всю правду-матку. Вы уж меня больше не обольстите, сахар медович! Я вам отпою.

— Нет, уж увольте.

Нет, уж я не смолчу. Да чего уж, коли ваши соседи даже говорят, ведь уж им-то можно знать. Да вас из гимназии гнать собираются!

— Послушайте, если вы не оставите моей квартиры, я сам уйду.

— Нет, шалишь, никуда вы от меня не уйдете! Да я за вами по улице пойду, на перекрестках вас расписывать буду, что вы за человек. У вас болячки везде, у вас нос скоро провалится. Туда же еще к честным девицам липнете, свидания им в беседке назначаете!